Родом из Константинова

Будущий великий певец России Сергей Александрович Есенин родился в Рязанской губернии, в селе Константинове Кузьминской волости, которое привольно раскинулось на правом, высоком и холмистом, берегу Оки.

В Константинове в ту пору всё дышало душевной теплотой и любовью: и высокое рязанское небо, и череда светлых берёзовых перелесков, и неоглядные заокские дали, где «только синь сосёт глаза»…

Появившись на свет в «золотой бревенчатой избе», Сергей с отроческих лет был неравнодушен не только к окружающим его с ранних лет задумчивым и неброским среднерусским пейзажам, но и  к женскому обаянию и красоте.

Среди множества портретов поэта примечательна фотография, запечатлевшая его, отрока, среди односельчан. Этот снимок датируется 1909 годом и является единственным, на котором юный Есенин запечатлён объективом фотоаппарата в родном селе. Автор снимка неизвестен, но сама по себе фотография является замечательным документом.

Посереди широкой улицы стоит группа константиновцев на фоне церкви и «четы белеющих берёз»: женщина с коромыслом, девушка в нарядном сарафане и несколько детей и подростков, в том числе и Сергей Есенин (на заднем плане в кепке и в тёмной рубашке).

Биографы поэта установили фамилии запечатлённых на снимке земляков поэта. Не будем их перечислять. Но обратим внимание на такой странный факт. Сергею Есенину в ту пору шёл четырнадцатый год. Как известно, могучим телосложением и высоким ростом он не отличался («худощавый и низкорослый», — писал поэт о себе). Судя по сохранившимся документам царской охранки, рост Есенина в зрелом возрасте составлял 168 сантиметров. Тогда почему же на константиновской фотографии Сергей выглядит значительно выше своих сверстников: закадычного друга Клавдия Воронцова, Вани Исаева, Коли Коновалова, Мити Воробьёва и других? Как такое могло случиться?

Оказывается, чувственный Сергей, уже ощущающий чары женского обаяния, позируя фотографу, встал на опрокинутое вверх дном ведро или на ограждение площадки для крокета –– для того, чтобы выглядеть ростом вровень с сельской красавицей. И это ему удалось! Действительно, на снимке отрок Есенин и пленительная взрослая девушка в праздничном наряде, горделиво и чуть насмешливо взирающая в объектив, выглядят, как ровесники.

Кто же эта привлёкшая Есенина красавица? Оказалось, это Александра Северова (по иным источникам –– Северцева), родственница константиновского священника Ивана Яковлевича Смирнова.

И кто знает, не её ли образ всплывал в душе поэта, когда он писал:

Хороша была Танюша, краше не было в селе,

Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.

У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру,

Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.

В данном случае имя Танюша ничего не значит — оно условное; возможно, поэт назвал героиню стихов именем своей матери.

А вот другое раннее стихотворение Сергея Есенина, считающееся шедевром любовной лирики:

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.

Только мне не плачется — на душе светло.

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,

Сядем в копны свежие под соседний стог.

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты.

И пускай со звонами плачут глухари,

Есть тоска весёлая в алостях зари.

Обычно при публикации ранних любовных стихотворений Сергея Есенина указывают годы их написания, которые проставил сам поэт при подготовке к печати собрания своих стихотворений. Однако некоторые исследователи полагают, что Сергей Александрович за давностью лет забыл точное время написания своих лирических шедевров и указал более ранние даты. На наш же взгляд, это сделано умышленно: поэт хотел показать, что уже в отроческом возрасте он знал толк в любви, на самом же деле всё складывалось иначе.

Поэт Рюрик Ивнев (настоящие имя, отчество и фамилия –– Михаил Александрович Ковалёв) высказал о Есенине такое мнение: «Он не мог любить никого и ничего, кроме собственных стихов и музы… При всей удивительной теплоте его лирики его любовь была беспредметна. Те, кто знал Есенина хорошо, понимали, что он никогда не любил по-настоящему ни одну женщину».

Рюрик Ивнев едва ли прав в своём категорическом утверждении. Есенин женщин любил! Любил и посвятил им огромное количество самозабвенных строк, а без настоящей любви (к Отечеству ли, к природе или женщине), как известно, стихи не пишутся.

…Интимная жизнь мужчины и женщины –– тема запретная, и никто не вправе в неё вторгаться. Да мы и не намереваемся составить некий донжуанский список Сергея Есенина, хотя сам поэт в стихах признавался:

Я не знал, что любовь – зараза,

Я не знал, что любовь – чума.

Подошла с прищуренным глазом,

Хулигана свела с ума.

<…>

Льётся дней моих розовый купол.

В сердце снов золотых сума.

Много девушек я перещупал,

Много женщин в углах прижимал.

<…>

Так чего ж мне ее ревновать.

Так чего ж мне болеть такому.

Наша жизнь — простыня и кровать.

Наша жизнь — поцелуй да в омут.

Не будем осуждать поэта за «лирическую ветреность», не будем тревожить его сердечные тайны. В книге речь пойдёт о любимых женщинах Есенина –– разумеется, не обо всех избранницах его любвеобильного сердца, а о тех, кто был поэту верной спутницей жизни, женой (гражданской ли, венчанной в церкви или «узаконенной» советским ЗАГСом), кто был матерью его детей; о тех, кто оставил глубокий след в жизни певца «страны берёзового ситца», кому он посвятил вдохновенные строки своих стихов, кому писал тёплые и признательные письма.

«Вообще у Есенина отношение к женщине было глубоко своеобразное, — считал приятель поэта, журналист Георгий Устинов. — Он здесь был таким же искателем, как и в поэзии. Есенин женился рано, пережил какую-то глубокую трагедию, о которой говорил только вскользь и намёками даже во время интимных разговоров вдвоём, когда он открывался настолько, насколько позволяла ему вообще скрытная, часто двойственная натура. У Есенина был болезненный, своеобразный взгляд на женщину и на жену. В этом взгляде было нечто мучительное».

По поводу «двойственной натуры» поэта можно бы с Георгием Феофановичем и поспорить, поскольку Сергей Есенин, как нам представляется, был на редкость цельной натурой — как в жизни, так и в творчестве. Если же партийный журналист под «двойственностью натуры» понимал, с одной стороны, любовь поэта к женщинам, а с другой — подчинение всех сил его души литературному творчеству, тут возразить Устинову, пожалуй, нечего.

И как тут не вспомнить стихи самого певца любви о раздвоенности его чувств и желаний:

Дар поэта – ласкать и корябать,

Роковая на нём печать.

Розу белую с чёрной жабой

Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись

Эти помыслы розовых дней.

Но коль черти в душе гнездились –

Значит, ангелы жили в ней.