«Имя раздора»

Как общество начала ХХ века приучило себя к тому, что живет в состоянии гражданской войны? Об этом в интервью «Историку» размышляет доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Борис Колоницкий

Беседовал Олег Назаров

Борис Колоницкий

Изучение причин, ключевых событий и значимых последствий Гражданской войны в России ведется давно. Однако национальная катастрофа начала ХХ века помимо сугубо военного, социального и политического измерения имела еще одно – психологическое. Собственно, этому и посвящена недавно вышедшая коллективная монография, в которой исследуется история политического использования понятия «гражданская война» в 1917–1918 годах. Как этот термин проник в массовое сознание? Благодаря кому и чему им стали оперировать для описания действительности? «Мы исходили из представления, что гражданским войнам предшествует упреждающая культурная легитимация насилия по отношению к противнику, к потенциальному "внутреннему врагу", что проявляется в предварительном проговаривании, в воображении, визуализации и риторическом оформлении грядущего насилия», – говорит ответственный редактор книги Борис Колоницкий. По его словам, «если согласиться с тем, что язык и культура важны для понимания гражданских войн, то первоочередной задачей является изучение тех слов, с помощью которых современники описывали масштабные вооруженные конфликты на разных этапах их подготовки и протекания».

Идея раскола

– Когда понятие «гражданская война» вошло в российский общественно-политический обиход?

– Важной гранью стал 1905 год. Например, Владимир Ленин полагал, что гражданская война началась в Российской империи 9 января 1905 года. Можно не разделять его точку зрения, но частое использование им термина «гражданская война» свидетельствует о ключевой роли этого термина для вождя большевиков. Причем не только для него, но и для политиков разных флангов. Более того, некоторые либералы и социалисты-революционеры еще до начала революции 1905–1907 годов считали, что Россия уже находилась в состоянии гражданской войны. По крайней мере, именно этим понятием они описывали ситуацию в обществе.

Имя раздора: политическое использование понятия «гражданская война» (1917—1918). М., 2025

– Как на эти мироощущения повлияла Первая мировая война?

– Для многих современников самых разных взглядов Первая мировая представлялась европейской или даже мировой гражданской войной. Они описывали этот конфликт как столкновение не только разных государств, но и частей одного сообщества. Ведь друг с другом сражались люди одной и той же культуры.

На идею о гражданской войне повлияло и другое обстоятельство. Во всех воюющих странах возникали концепции гражданского мира. Речь шла о преодолении противоречий предвоенного времени и объединении всех общественно-политических сил для достижения победы в войне. Борьба против таких концепций была объявлена социалистами радикального толка насущной задачей. Скажем, в Германии с таких позиций выступал Карл Либкнехт, а в России – Ленин. Сама по себе идея отрицания гражданского мира всего на полшага отстояла от лозунга развязывания гражданской войны. И в России его выдвигал далеко не только Ленин. Впрочем, стоит отметить, что одни большевики сразу поддержали своего вождя, другие сделали это после колебаний, третьи вообще не приняли идею гражданской войны. Интересно, что Иосиф Сталин, например, стал употреблять это словосочетание очень поздно.

Баррикады на Садово-Кудринской улице. Декабрь 1905 года. Худ. Г.К. Савицкий. 1925 год

– Рассматривалась ли революция ее идеологами как гражданская война?

– Мы не должны забывать об огромном влиянии идей Карла Маркса и марксизма в целом на общественные дискуссии 1917 года. С точки зрения марксистов, всякая крупная революция по сути своей является гражданской войной. В этом есть своя правда. Ленин иногда издевался над политическими оппонентами, заявляя, что те призывают предотвратить гражданскую войну, не понимая, что она уже идет. Разумеется, в таких случаях он применял очень расширительное толкование этого понятия. Хотя подобным образом рассуждал не только вождь большевиков.

– Можно ли было избежать Гражданской войны, например, если бы большевики не пришли к власти? Или же к осени 1917-го она уже вовсю шла?

– Еще до прихода большевиков к власти многие политики заявляли, что война уже идет. Они исходили из представления, что любая крупная революция – это всегда потенциально гражданская война, масштаб которой может быть разным. Например, философ Николай Бердяев, уже обладая опытом жизни в условиях революции и гражданской войны, утверждал: «Гражданские войны во время революции являются роковой неизбежностью…» Этим я вовсе не хочу сказать, что любая революция автоматически ведет к такого рода войне. Однако этот сценарий становится весьма вероятным. Российская революция 1917 года выявила такое множество глубоких и разнообразных конфликтов, что изначально шансы избежать гражданской войны были невелики, а с определенного момента это стало и вовсе невозможно.

Настроения 1917 года

– Были ли в России политические силы, которые целенаправленно приближали гражданскую войну?

– Проще всего назвать тех, кто откровенно говорил о ее необходимости. Еще во время Первой мировой Ленин выдвинул лозунг превращения империалистической войны в гражданскую. Весной 1917 года большевистские организации (хотя и далеко не все) провозглашали: «Да здравствует гражданская война!» Вместе с тем важно отметить, что на разных этапах в зависимости от политической целесообразности Ленин либо актуализировал этот лозунг, либо заменял его другими.

Однако гражданскую войну готовят не только те, кто говорит о ней прямо. В этом смысле очевидно, что ответственность за ее развязывание лежит не только на большевиках. Фактически войну готовили силы, выступавшие за использование масштабного насилия как метода решения социально-политических проблем и преодоления политических кризисов. На силовое разрешение общественных проблем были настроены многие. Здесь надо вспомнить о значительной части генералитета Русской императорской армии, консерваторах, немалой части либералов и лидеров национальных движений. Совокупность этих устремлений и создала картину сложного и многомерного кризиса, которую историки описывают как российскую Гражданскую войну.

– Кто-то пытался ее предотвратить?

– Многие политики, в том числе и среди большевиков, заявляли о своем стремлении предотвратить гражданскую войну. Однако часто это выглядело как шантаж. Большевики, заявляя о большой опасности такой войны, призывали другие партии, грубо говоря, реализовать их политическую программу. Подобную тактику использовали не только сторонники Ленина – к ней прибегали представители многих партий, охватывавших практически весь политический спектр. Все они, эксплуатируя страх перед гражданской войной, пытались навязать собственную повестку.

– Когда в России заговорили о том, что гражданская война уже идет?

– Такие голоса раздавались еще во время Февральской революции. Впоследствии эта тема актуализировалась при каждом новом политическом кризисе 1917 года – апрельском, июньском, июльском. С каждым разом тревога в обществе нарастала. Автор статьи, вышедшей в «Русской воле» 27 августа 1917 года в честь полугодовщины Февральской революции, отметил большую перемену в общественных настроениях: «Где то радостное возбуждение, где чувство внезапно родившейся солидарности братьев-граждан, где они, наши лучезарные надежды? Вчерашние братья снова глядят друг на друга волчьими глазами; воздух насыщен не радостью, а недоверием, разбитыми надеждами, страхом перед контрреволюцией, возмущением или ужасом перед всеобщим развалом, развалом хозяйственным, политическим, нравственным».

– Как раз в конце августа произошло выступление генерала Лавра Корнилова…

– «Дело Корнилова» многими современниками разных взглядов воспринималось как уже начавшаяся гражданская война. Хотя фактически это было не совсем так – само ощущение пребывания в состоянии этой войны играло огромную роль. Следующий важный момент был связан с ситуацией, когда лидеры политических партий от лозунга предотвращения гражданской войны перешли к лозунгу ее прекращения. А это являлось признанием, что она уже идет.

– С вашей точки зрения, когда гражданская война стала неотвратимой?

– На мой взгляд, после «дела Корнилова» избежать ее было уже технически невозможно. Конечно, ее форма и расклад сил могли быть иными, но сам факт столкновения стал неизбежным. Запущенные к тому времени конфликты уже развивались в силу своей инерции. В результате вести политику без масштабного использования силы стало невозможно.

Учредительное собрание

– Как повлиял на настроения в обществе роспуск большевиками Учредительного собрания? Почему считается, что он стал мощным импульсом к полномасштабному противостоянию красных и белых?

– Не могу согласиться с утверждением, будто разгон Учредительного собрания дал мощный импульс к полномасштабному противостоянию красных и белых. Большинство белых сами не были сторонниками Собрания. Оно им не нравилось: открылось с исполнения «Интернационала» и проходило под красным флагом. Впоследствии лозунг восстановления Учредительного собрания использовали в основном социалисты-революционеры и их союзники, но не белые.

Если обратиться к фактам, то разгон, безусловно, стал важным событием, но его значение, как правило, преувеличивается. Почему он важен? Роспуск Собрания дал импульс для распада постимперского пространства: многие национальные правительства сочли правильным дистанцироваться от большевиков. Социалисты-революционеры стали склоняться к вооруженной борьбе с большевиками.

Почему же тогда значение разгона преувеличено? Созданный 23 ноября 1917 года социалистическими партиями (эсерами, меньшевиками и народными социалистами – энесами) и демократическими организациями (районными думами, рабочими кооперативами, профсоюзами служащих и др.) Петроградский союз защиты Учредительного собрания провозглашал: «Только Учредительное собрание создаст всеми признанную власть и уничтожит братоубийственную гражданскую войну». Вместе с тем он предрекал: «Разгон Учредительного собрания вызовет неизбежно гражданскую войну, которая больнее всего ударит по рабочему классу». Неясно, насколько убедительной для петроградского пролетариата была пропаганда, в одном тексте совмещавшая взаимоисключающие пассажи: констатацию, что гражданская война уже идет, и угрозу ее развязать, если большевики осмелятся разогнать Собрание.

Плакат времен Гражданской войны. Худ. Н.М. Кочергин. 1920 год

– Но это все же произошло…

– Произошло, но на ход Гражданской войны данное событие сильно не повлияло. Известие о роспуске Учредительного собрания не получило в России широкого и мощного отклика. На мой взгляд, куда значимее оказалось подписание Брестского мира 3 марта 1918 года. Вот это имело гораздо более серьезные последствия как для нашей страны, так и для всего мира, которые повлияли на дальнейший ход Гражданской войны.

– Как менялись представления о ней в 1917–1918 годах?

– Это сложный вопрос, на который кратко не ответишь. В 1917-м термин «гражданская война» использовался буквально по всему политическому спектру. Начиная с 1918 года некоторые перестали его употреблять, фактически исключив из своего лексикона. Другие заменили понятием «смута». Произошло табуирование термина – отчасти потому, что политические оппоненты для многих перестали быть согражданами. Их считали либо преступниками, либо инструментом внешних сил и других государств.

В этих условиях лозунг прекращения гражданской войны звучал все чаще и чаще, но иногда оказывался лукавым. Выдвигавшие его противники большевиков видели лишь один сценарий реализации – свою победу или капитуляцию сторонников Ленина. При такой трактовке призыв к прекращению войны фактически превращался в мобилизационный лозунг, в призыв к разгрому большевиков. Подобную риторику можно было встретить и у большевиков, хотя у них доминировала другая тенденция: они все чаще стали теоретизировать на тему гражданской войны – как в России, так и в мировом масштабе. Появился и пропагандировался лозунг «Да здравствует всемирная гражданская война!», который использовался, например, при создании агитационного фарфора. А это свидетельствовало о начале ее сакрализации.

Война в умах

– Признавали ли большевики или их противники свою вину в развязывании Гражданской войны?

– Я такого не припомню. Мы вообще не можем ждать от действующих политиков, которыми являлись большевики и их противники, таких признаний. Даже спустя десятилетия, оказавшись в эмиграции и фактически оставив политику, участники тех событий не видели своей вины в развязывании войны. Ответственность за нее и большевики, и их противники возлагали друг на друга. Исходя из этого, каждая из сторон определяла дату начала Гражданской войны, привязывая ее к удобным для себя событиям: большевики – к маю-июню 1918 года, связывая с началом иностранной военной интервенции, а их политические противники называли либо взятие большевиками власти в Петрограде в октябре 1917 года, либо разгон Учредительного собрания в январе 1918-го. Во всех перечисленных случаях есть рациональные аргументы. Вместе с тем огромную роль в выборе той или иной точки отсчета всегда играла и играет политическая мотивация.

– Как пример Гражданской войны в России повлиял на революционное движение в Европе и других регионах?

– Кто-то ориентировался на опыт большевиков, идеализировал его и стремился копировать – включая практику силового решения общественных проблем. Сами большевики считали себя экспертами в гражданской войне и несколько высокомерно учили заграничных социалистов, как ее надо вести.

Но была и иная реакция. Многие политики других стран пришли к выводу, что руководствоваться примером российской революции не стоит. Стремясь избежать кровопролития, они были настроены на поиск компромисса. Часть западной политической и экономической элиты осознала необходимость уступок трудящимся во избежание социальных потрясений. Побочным результатом революции и Гражданской войны в России на Западе стали проекты реформ, хотя не все из них были реализованы.

– Сохраняется ли в современном российском обществе раскол между «красными» и «белыми», уходящий корнями в Гражданскую войну? Или же он остался в прошлом?

– Отзвуки, безусловно, сохраняются. Это проявляется даже в дискуссиях историков, в ходе которых достичь единой оценки тех событий не удается. Отголоски раскола заметны в историографии, публицистике и искусстве. Вместе с тем конфликт сегодня не носит «горячий» характер. Я бы не сказал, что проблемы тех событий и раскола на красных и белых являются актуальными для большинства граждан Российской Федерации и что многие переживают по данному поводу. Отношение к Гражданской войне у нас далеко не всегда связано с непосредственным опытом предков. Для сравнения могу отметить, что в Финляндии семейная история очень сильно влияет на восприятие гражданами национального прошлого. Тот факт, на чьей стороне воевал прадед в ходе гражданской войны 1918 года, до сих пор имеет большое значение для потомков. В России же все давно перемешалось: потомки старых большевиков или первых комсомольцев вполне могут быть носителями либеральных или консервативных взглядов. И в этом смысле семейная и личная история у нас очень часто расходится с большой политической историей страны.