Ветеран бумажных битв

О том, какую роль играл Салтыков-Щедрин в общественной полемике второй половины XIX века, «Историку» рассказал научный руководитель Центра исследований русской мысли БФУ имени И. Канта, кандидат философских наук Андрей Тесля

Беседовал Вадим Эрлихман

Андрей Тесля

На страницах журналов Михаил Салтыков (Н. Щедрин) критиковал не только язвы «старого порядка», но и нововведения – земства, суд, адвокатуру. Может быть, он был просто одержим критикой всего и вся? Андрей Тесля не согласен с этим: он считает, что писатель искренне ратовал за реформирование русской жизни, исправление ее недостатков. Другое дело, что в новых учреждениях и людях он часто находил те же старые, хорошо узнаваемые и не слишком симпатичные черты. Неслучайно одним из его излюбленных приемов было выводить персонажей русской классики в новых условиях – так он сочинил целую биографию грибоедовского Молчалина в пореформенные времена.

Салтыкова-Щедрина не устраивала ни одна из двух главных идейных констант его эпохи: горделивое превознесение вековой «особости» России или высокомерное ее осуждение со стороны «просвещенного европейца». Однако он не занял позицию над схваткой, а активно участвовал в журнальной полемике – именно потому, что стремился к изживанию тех проблем, которые освещал в своих произведениях.

Михаил Салтыков-Щедрин с картой Глупова. Карикатура на автора «Истории одного города» в журнале «Отечественные записки». Худ. А.И Долотов. 1869 год

Время, вперед!

– Какие политические направления существовали в русской просвещенной среде в 1860-е годы?

– Здесь, наверное, следует рассматривать шестидесятые годы в значении, отличном от хронологического: в истории русской общественной мысли под ними понимают период с 1856-го по 1866-й – от общественного оживления в конце Крымской войны (оно наметилось еще до кончины Николая I) до покушения Дмитрия Каракозова на царя, обозначившего консервативный поворот и замедление реформ. Внутри себя эта эпоха делится на два почти равных этапа. Первый – время подготовки реформ, для которого характерен широкий общественный консенсус в стремлении к переменам. Либерализация в этот период происходит явочным порядком, вызывая смущение в умах и явную противоречивость в действиях правительства. Поскольку речь шла не о новых законах, а о новом образе действий, никто не знал, где старые нормы должны применяться по-прежнему, а где они уже не действуют. Широкое распространение получают крайние идеи, время будто ускоряется, и самое необычайное может случиться если не завтра, то через несколько лет. Здесь примечателен эпилог романа «Что делать?» Николая Чернышевского, где наступление новой жизни, новых отношений видится уже в 1866 году. Это мир, где тот же Чернышевский, уже прослывший опасным революционером, является редактором журнала Военного министерства, а непоследние люди в империи считают своим долгом заехать в Лондон, чтобы нанести визит вежливости Александру Герцену – издателю антимонархического «Колокола».

Второй этап начался после реформы 1861 года, когда страна шагнула в новую эпоху своего развития. Возникли не обретшие окончательной ясности – оттого, что до 1905 года в стране не будет публичной политики, – но все-таки осязаемые и противостоящие друг другу политические лагеря. Наложив на них сетку «больших идеологий» (либерализма, консерватизма и социализма), можно говорить о социалистической ориентации «Современника», радикальном демократизме «Русского слова», либерализме «Голоса» Андрея Краевского и «Санкт-Петербургских ведомостей» Валентина Корша и о постепенном дрейфе от либерализма к консерватизму и национализму «Русского вестника» и «Московских ведомостей» Михаила Каткова. Но нужно помнить, что определенность политических позиций была в то время весьма условной, поскольку оставалась во многом на уровне мировоззрения, а не конкретной политической ориентации и связанных с ней действий.

Важно еще то, что это – быстро меняющийся мир с прорастающими сквозь сословную структуру новыми экономическими отношениями, которые многообразно и с неизменным неодобрением будет фиксировать Салтыков. Он был отнюдь не уверен, что мир движется к чему-то лучшему, но при этом твердо считал, что к лучшему миру можно и нужно двигаться.

Вид с Литейного моста на Литейный проспект. Худ. К.Э. Гефтлер. 1880 год

– Разделял ли Салтыков-Щедрин точку зрения Пушкина, что правительство – «единственный европеец в России»? И каким было отношение писателя к тогдашней Европе и ее идейным ценностям?

– Нет, Салтыков это мнение уже не разделял – именно потому, что основное его творчество приходится на тот период, когда в России возникает общество, общественная жизнь. Во времена Пушкина для дворянина было, по существу, лишь два пути: служить государству или сделаться помещиком. Пойти на частную службу означало предел падения, на это мог решиться только совсем пропащий человек. Биография Салтыкова как раз демонстрирует происшедшую перемену, вся ее первая часть – государственная служба, сначала петербургская, потом небольшой «ухаб», ссылка в Вятку, а далее вполне гладкий карьерный путь, где в 32 года он уже вице-губернатор в Рязани. А вот вторая половина – нечто существенно новое, с оставлением службы и жизнью литературным трудом. Это было характерно для эпохи, когда для людей открылись широкие возможности за пределами государственной службы и правительство утратило монополию на управление жизнью общества, а значит, и на «европеизацию» этой жизни.

Здесь стоит отметить, что Салтыков, до конца оставаясь русским барином (в редакции «Отечественных записок» он был «генералом», строго соблюдая границу между собой и сотрудниками-разночинцами), органически не принимал буржуазные добродетели. Ему ненавистны были дух наживы, гонка за богатством и нравилось – по меньшей мере в теории, поскольку почти всю свою жизнь он провел в городе за письменным столом, – привольное существование на лоне природы. Поэтому, находясь за границей, особенно в Германии, он постоянно ворчал на тамошние порядки. «Я русский человек, – говорил писатель, – я этого расписания во всем и чистоты не могу вынести». Он мало интересовался европейской литературой и философией, упоминая их только в связи с российскими делами, притом не слишком хвалебно.

Раздвоенный писатель

– Салтыков-Щедрин долгие годы сочетал государственную службу и критику общественных порядков. Как это уживалось в одном человеке и насколько такое раздвоение было типичным для того времени?

– Я бы сказал – вполне типичным, ведь значительную часть круга общения Салтыкова составляли бывшие и нынешние государственные мужи. Во многом разделяя его точку зрения, они не раз помогали ему обходить цензурные запреты. Когда Петербургский цензурный комитет запретил «Дневник провинциала в Петербурге», писатель обратился к его главе, своему старому приятелю Михаилу Лонгинову, и тот успокоил: «Комитету бог знает что пригрезилось, ему уже послано распоряжение выпустить книгу». Показательно и то, что после запрещения «Отечественных записок» Салтыков нашел приют в «Вестнике Европы» Михаила Стасюлевича, «профессорском» журнале, среди читателей и авторов которого были ведущие бюрократы империи. Сам журнал, кстати, стал возможен благодаря женитьбе Стасюлевича на дочери крупного петербургского финансиста с соответствующими связями.

На ваш вопрос я могу ответить встречным вопросом: а как совмещалось многолетнее служение на высших должностях с критикой государственных порядков в дневниках Петра Валуева или Константина Победоносцева? Я специально беру двух идейных антиподов. Или язвительнейшие замечания о верхах в мемуарах Евгения Феоктистова, который долгие годы был главой цензурного ведомства? Конечно, отзывы всех упомянутых лиц не были достоянием печати при их жизни, однако следует заметить, что и Салтыков до окончательного ухода с государственной службы в своих обличениях ограничивался известными рамками. Его писательская слава началась в 1856 году с «Губернских очерков», открывших эру «обличительной» литературы и при этом поддержанных многими бюрократами (что неудивительно, поскольку в качестве бюрократа Салтыков их и создавал) и даже двором. Обращаясь к примеру более давнему, можно вспомнить, что гоголевский «Ревизор» получил одобрение Николая I как орудие критики – но не идущей выше городничего.

Иллюстрация к роману-хронике «Дневник провинциала в Петербурге». Худ. С.П. Тюнин. 1988 год

– В советское время Салтыкова-Щедрина изображали чуть ли не революционером. Был ли он таким на самом деле?

– Нет, ни Салтыков как человек, ни Щедрин как автор не были революционерами ни в один из этапов своей жизни. Пока еще не наступила окончательная советская канонизация писателя, при публикации воспоминаний его сына Константина редактор Николай Мещеряков в ответ на реплику, что террористические акты отец осуждал, делает замечание: «Какая гниль таилась всегда в русском либерализме, даже в его лучших представителях!» Конечно, Салтыков, ставший в 1848 году жертвой административной, то есть бессудной, высылки в Вятку, где ему пришлось недобровольно провести более семи с половиной лет, никогда не выражал поддержку подобных мер правительства. Но он также никогда и ни в какой форме не поддерживал насильственную борьбу против этого правительства, выступая за реформы, но против всякой революции – что в советское время всячески затушевывалось.

Михаил Салтыков-Щедрин и его герои. Иллюстрация из «Карикатурного альбома современных русских деятелей». Худ. А.И. Лебедев. 1879 год

Ни Салтыков как человек, ни Щедрин как автор не были революционерами ни в один из этапов своей жизни.

– Критикуя бюрократическую систему, Салтыков-Щедрин едко высмеивал и либералов – например, в сатирической сказке «Карась-идеалист». Можно ли считать его нигилистом?

– Для его критики либерализма имеется несколько причин. Во-первых, он никогда не расставался до конца со своими социалистическими взглядами 1840-х годов. Либерализм в этом ключе для него – игнорирование социальных проблем общества, мнение, что свобода индивидуума и обеспечивающий ее политический порядок важнее всего. Во-вторых, либерализм пореформенной эпохи вызывает критику Салтыкова как регулярное противоречие слов и дел, любование громкими фразами. В-третьих, в силу собственной слабости и невозможности обрести широкую социальную опору либералы уповали на «общий ход истории» или (что ничуть не противоречит первому) вмешательство власти, «либерализм сверху», что также вызывало насмешки Салтыкова-Щедрина.

Отвечая на вторую часть вопроса, могу привести суждение выдающегося юриста и либерального публициста Константина Арсеньева. В серии статей о Щедрине, опубликованных в «Вестнике Европы», он напоминал, что тот – именно сатирик, который подчеркивает, выпячивает как в отдельных людях, так и в обществе в целом не положительные стороны, а уродства, слабости, противоречия, разницу фасада и нутра. В либералах это прежде всего фразерство, которое позволяет либо ничего не делать, не только сохраняя самоуважение, но даже любуясь собой, либо грабить ближнего своего – поскольку таков «дух времени». В консерваторах-монархистах – громко заявляемый патриотизм как удобный способ творить под его флагом всякое непотребство и обвинять всех, почему-то вставших у тебя на пути, в недостаточной любви к Отечеству. Внимательно читая Салтыкова-Щедрина, нетрудно увидеть в подобных обличениях не дешевое зубоскальство, а искреннюю боль по поводу состояния русского общества – то, что в советское время любили называть «смехом сквозь слезы».

Иллюстрация к сказке «Карась-идеалист». Почтовая открытка. Худ. Е.М. Рачев. 1957 год

Либерализм пореформенной эпохи вызывает критику Салтыкова как регулярное противоречие слов и дел, любование громкими фразами

Внимательно читая Салтыкова-Щедрина, нетрудно увидеть в его обличениях не дешевое зубоскальство, а искреннюю боль по поводу состояния русского общества – то, что в советское время любили называть «смехом сквозь слезы»

Между западниками и славянофилами

– Чем выделялся Салтыков-Щедрин в ряду русских мыслителей-западников? И можно ли вообще его так называть?

– Здесь возникают сразу два больших вопроса. Первый – можно ли Салтыкова-Щедрина назвать «мыслителем»? Никакого тяготения к абстрактному, к философии он со времен молодости не испытывал. Его интересовали конкретные художественные образы, а не иллюстрирование какой-то доктрины. Второй вопрос – был ли Салтыков западником? Если отвечать строго исторически, то да: в рамках идейной конфронтации 1840-х годов, когда разворачивался спор западников и славянофилов, он явно примыкал к западническому лагерю, был проникнут идеями французских социалистов, писал в «Отечественных записках», был близок с Владимиром Милютиным, видным западническим публицистом тех лет (в 1855-м он неожиданно покончил с собой в Германии). Но сохранять ли это разграничение к периоду после его возвращения из вятской ссылки в 1855 году – большой вопрос, в том числе и потому, что линии идейной конфронтации к тому времени сильно изменились.

Примечательно, что в 1857 году Салтыков писал Сергею Аксакову и посвятил ему один из «Губернских очерков», что свидетельствует о его симпатии к славянофильским воззрениям. В дальнейшем он не раз будет язвительно отзываться о славянофильстве, однако это вряд ли позволяет характеризовать его как «западника». Как и славянофилы, он видит одной из целей «сближение с народом», но поясняет, что имеет в виду «не славянофильское любование какими-то таинственными и всегда запечатленными клеймом бессознательности задачами, которые суждено, будто бы в ущерб себе и вопреки здравому смыслу, выполнить русскому народу». Тут нужно еще отметить, что социалистический лагерь, к которому примыкал писатель, нельзя считать западническим (в отличие от либерального), он – как и позднейшие народники – отчасти выражал и идеи, близкие славянофилам.

Петербург. Екатерининский канал. Худ. Ф.Ф. Баганц. Начало 1860-х годов

Портрет писателя и поэта Сергея Аксакова. Худ. И.Н. Крамской. 1878 год

– В современной идейной полемике нередки оскорбления, клевета и переход на личности. Были ли они распространены в журналах той эпохи?

– Более чем. В наши дни публицистические нравы, по крайней мере на страницах журналов и газет, а не в блогах, сильно помягчели. Переход на личности, начавшийся еще в 1820-е годы, резко усилился в 1860-х, с массовым притоком в печать разночинцев, не связанных дворянской культурой с ее понятиями о чести и необходимости защищать ее оружием. В полемике консерваторов с либералами обе стороны допускали самые резкие и обидные по тем временам высказывания, жертвой которых не раз становился и Салтыков-Щедрин. Федор Достоевский, например, в 1864 году напечатал в издаваемом им журнале «Эпоха» статью «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах», где был следующий пассаж: «…у него игра, у него словечки, он вертляв, у него совершенно беспредметная и беспричинная злость, злость для злости… Стоит только направить эту злость, и он будет кусать все, что ему ни укажут, потому что ему только бы кусать». Надо сказать, что до этого Щедрин тоже нападал на редакцию «Эпохи», выведя Достоевского в образе «беллетриста унылого». К сожалению, традиции той эпохи надолго задержались в нашей прессе и вообще в стиле общественной полемики, предполагая в отношении любого несогласного альтернативу «или дурак, или продался»…

Пленник цензуры

– Салтыков-Щедрин много лет был сотрудником «Современника» и «Отечественных записок», а в последнем журнале еще и главным редактором. Оба журнала были закрыты цензурой. В чем они перешли «красную черту»?

– Истории «Современника» и «Отечественных записок» все же сильно различаются. Начну с того, что в «Современнике» Салтыков работал как член редакции всего два года, с осени 1862-го по осень 1864-го. Он получил приглашение войти в редакцию в обстановке ее глубокого внутреннего кризиса: Николай Добролюбов, ведущий критик журнала, умер, а Чернышевский был арестован, готовился процесс по его делу. Редакция искала возможности корректировать линию при сохранении общего курса – и одним из шагов в этом направлении стало приглашение Салтыкова. Стоит заметить, что их двухлетнее сотрудничество не принесло особого удовлетворения ни одной из сторон: у Салтыкова за это время не вышло ни единой яркой публикации. Дмитрий Писарев именно тогда обвинил писателя, что его очерки – «смех ради смеха», и это обвинение будет вновь и вновь повторяться разными авторами и причинять Салтыкову нешуточное огорчение. В редакции «Современника» он не только остался чужим, но и позволял себе нелестные замечания в адрес Чернышевского и других авторов, что вызвало его разрыв с такими радикалами, как Писарев. В конце концов он ушел из «Современника» и на несколько лет покинул литературу, вернувшись на государственную службу.

«Современник» же окончательно закрыли в 1866 году после каракозовского выстрела, в чем есть известная близость с закрытием «Отечественных записок» в 1884-м. И в том и в другом случае журналы закрыли не за что-то конкретное, а, так сказать, «по совокупности», как символы соответствующих направлений – радикализма в первом случае и народничества во втором. При этом второе закрытие оказалось куда более значимым, чем первое. Место «Современника» довольно быстро заняли «Отечественные записки» под новой редакцией Некрасова и Салтыкова. А вот закрытие «Записок» воистину оказалось водоразделом: после этого народничество смогло обрести собственное издание лишь в 1890-е годы, с переходом под фактическую редакцию Николая Михайловского «Русского богатства».

– Можно ли считать «Отечественные записки» Салтыкова-Щедрина легальным способом выражения революционных идей?

– В такой форме это слишком радикальное суждение. Точнее будет сказать, что многие идеи статей, художественных произведений, рецензий и обзоров «Отечественных записок» совпадали с революционными – отнюдь не обязательно ведя к революционным выводам. Иначе говоря, идеи, выражаемые на страницах журнала, разделяли как революционеры, так и сторонники совершенно других идей, к тому же на протяжении нескольких лет менявшие свою позицию. Достаточно напомнить, что в салтыковских «Отечественных записках» печатался «Подросток» Достоевского и вместе с тем ведущий критик журнала Михайловский тесно сотрудничал с подпольной «Народной волей».

– Насколько мощным было влияние Салтыкова-Щедрина на современников?

– Огромным. Выражением этого стали его похороны – одни из наиболее масштабных в череде писательских похорон 1880-х, ставших в то время своеобразными манифестациями (наиболее памятны похороны Достоевского). Важно то, что для современников и ближайших потомков язык образов писателя стал во многом общим: именами его персонажей, в том числе второстепенных, публицисты продолжали пользоваться, поясняя свои мысли, на протяжении десятилетий. Первый том советского полного собрания сочинений, вышедший в 1941 году (кстати, там имя автора еще пишется как «Н. Щедрин»), открывается большой статьей «Щедринские типы в произведениях Ленина и Сталина». Понятен выбор авторов для изучения, но в этом случае они вполне характерны для эпохи. Если бы в политическом противоборстве того времени победили другие вожди, в их сочинениях точно так же отыскались бы «щедринские типы». Да и в наши дни эти образы вспоминаются довольно часто, что говорит о сохраняющемся влиянии Салтыкова-Щедрина на общество не как публициста или тем паче «мыслителя», а как гениального сатирика.

Памятник Михаилу Салтыкову-Щедрину в Твери. Скульптор О.К. Комов. 1976 год

ЛЕНТА ВРЕМЕНИ

15 (27) января 1826 года

Родился в селе Спас-Угол в Тверской губернии в семье помещика.

1836–1838 годы

Учился в Московском дворянском институте.

1838–1844 годы

Получал образование в Царскосельском (Александровском) лицее.

1841 год

Первая публикация стихов в журнале «Библиотека для чтения».

1848 год

В «Отечественных записках» вышла повесть «Запутанное дело».

Апрель 1848 года

Сослан в Вятку «за вредный образ мыслей».

Ноябрь 1855 года

Возвращен из ссылки, поступил на службу в Министерство внутренних дел.

1856 год

Женился на Елизавете Болтиной.

1856–1857 годы

Публикация цикла рассказов «Губернские очерки» в журнале «Русский вестник».

1858–1860 годы

Рязанский вице-губернатор.

1860–1862 годы

Тверской вице-губернатор.

1862–1864 годы

Сотрудник редакции журнала «Современник».

1865–1868 годы

Председатель Казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани.

1870 год

Опубликован роман «История одного города».

1878–1884 годы

Ответственный редактор журнала «Отечественные записки».

1877–1883 годы

Работа над романом «Современная идиллия».

1880 год

Опубликован роман «Господа Головлевы».

1886 год

Вышел в свет сборник сказок.

1889 год

В журнале «Вестник Европы» завершена публикация романа «Пошехонская старина».

28 апреля (10 мая) 1889 года

Умер в Петербурге.

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

М.Е. Салтыков-Щедрин: pro et contra. Т. 1–2. СПб., 2013–2016

Щедринский сборник. Вып. 5: М.Е. Салтыков-Щедрин в контексте времени. М., 2016